понедельник, 24 сентября 2018
***
Утро наступило такое светлое и радостное, что произошедшее не так давно кажется тяжелым сном. Наскоро перекусив, иду в целительскую: там все еще остаются раненые, которым необходим уход. Среди них попадаются те, кто шел на битву не из Гондолина: видимо, подобрали наши целители вместе со своими. Что ж, добро пожаловать в Гондолин. Между ними обращает на себя внимание один. По лохмотьям и множеству шрамов и ран сразу понятно, откуда он. Не понятно только, как выбрался и сумеет ли выжить: из беглецов иной раз умирали и менее истерзанные.
С ним работают лорд Лаурэфиндэ и Линтэ. По себе знаю, насколько мешает толпа желающих помочь, поэтому ухожу набрать воды, накануне израсходовали почти весь запас.
Когда возвращаюсь, беглец с севера уже спит, а около него сидит Лисица. Сразу ясно, почему. Вообще-то девы приходят, чтобы помочь приглядеть за нашими подопечными, не так уже редко, но Лисица к этому занятию не стремится. Новенькому не доверяют: уж очень, до невозможного, ему повезло с побегом. Я предпочитаю верить эльдар, недоверие своим немногим лучше предательства, но даже мне трудно поверить в такую удачу. Впрочем, доверять или не доверять – это потом. Раньше всего о нем предстоит позаботиться, и я могу сделать это лучше Рандис. Хочу принять ее дежурство, но меня отвлекает Айвэнне, желая показать мне что-то, что она прячет в неплотно сомкнутых ладонях. «Что-то» оказывается пёстрой бабочкой, которая, получив свободу, несколько секунд продолжает сидеть на ладони, затем взлетает, яркая в солнечном свете, оставляя легкую пыльцу на пальцах Айвэнне и заполняя мою душу неожиданной радостью. Впервые с той тяжелой ночи. Еще одна бабочка, большая, синяя, неожиданно влетает в целительскую и садится на спящего, Айвэнне говорит, что это добрый знак, высказав и мою мысль, не успевшую оформиться в слова.
***
читать дальшеСажусь рядом с Рандис, но она не уходит. Некоторое время сидим рядом, разговариваем, заодно разглядывая нашего спящего подопечного.
Мне хочется поговорить о нас. Четыре сотни лет я ждал, счастливый уже ее обещанием назвать меня мужем, когда враг, что на севере, будет повержен. Тогда мы верили, что так случится. Теперь многое изменилось. То есть в глубине души эта вера жива и теперь, ибо без нее все теряет смысл, но не такая, как прежде. Вместо ожидаемой радости победы мы получили разочарование и боль. И понимание, что враг сильнее, чем мы могли предполагать, а возможности выполнить данное друг другу обещание нам может и не представиться.
Как оказалось, хотя Рандис и старалась унять мою тревогу в ту ночь, она и сама думала о чем-то подобном. Она всегда была решительнее меня, и теперь сказала первой то, что я не осмелился. О том, что ждать дальше не стоит. У нас есть здесь и сейчас, чтобы быть вместе. «Потом» может уже и не быть.
Лисица смеется, увидев на моей ладони четыре кольца сразу: два серебряных с полупрозрачным лунным камнем и два золотых с авантюрином, рыжим, как солнечные блики в ее волосах. Все четыре я сделал еще в Виньямаре, немногим позже того, как впервые сказал Лисице о своей любви. Они почти всегда были при мне, ждали своего часа. И дождались – сразу все четыре: Лисица берет серебряное, с тем, чтобы в тот же вечер заменить его золотым. Условный год ожидания нам ни к чему – можно засчитать за него любой из тех, что мы ждали, так и не надев помолвочных колец.
***
Лорд Лаурэфиндэ пришел проведать раненого, ворчит, что мы не обращаем внимания, что тот спит слишком долго. Тут он прав, кажется, мы оба забыли, зачем мы здесь. Разбудив и осмотрев нашего подопечного, лорд Лаурэфиндэ снова уходит куда-то, а мы с Рандис остаемся дежурить дальше. Новый эльда оказался из нандор, назвался Энадаром. Каково ему после всего пережитого оказаться к тому же в непривычных для него условиях, я понимаю очень хорошо: сам когда-то мучился воспоминаниями и тосковал по родному лесу.
Первый разговор в целительской положил начало нашему с Энадаром долгому общению и совместным прогулкам и делам, когда мы по несколько часов к ряду могли не расставаться. Наблюдая за моей работой, Энадар заинтересовался мелким ручным трудом, что оказалось очень кстати: и ловкость пальцев после тяжелой работы на севере восстановить не помешает, и желание творить немало увеличивает его шансы на возвращение к нормальной жизни.
Интересно, что, общаясь с Энадаром, я как будто возвращаюсь к собственному прошлому. И вовсе не к воспоминаниям севера. Они приходят порой, но я давно уже научился с этим справляться: сказанное вслух уходит, оставляя меня в покое. А что делать с воспоминаниями из ранней юности, и надо ли что-то делать, я не знаю. Синда Рэйну, которым я был давно, уже много лет не тревожил меня, и даже как-то не воспринимался моим же собственным прошлым. Слишком изменил меня север, чтобы беззаботный мальчишка из Дориата мог иметь ко мне отношение. А я… ну да, я уже настолько сжился с нолдор, что воспринимаю себя как одного из них, даже думаю последние четыре сотни лет исключительно на их языке. Тем неожиданнее и страннее теперь возвращаться к давно минувшему. Впрочем, мне хорошо рядом с Энадаром, и я рад, что могу помочь новичку привыкнуть к новому образу жизни. Одно только меня заботит, но это уже не из-за Энадара, а из-за меня.
***
Я работал в целительской и заодно беседовал с Энадаром, которому царившее там в отсутствие пострадавших умиротворение явно пришлось по душе, когда до нас дошла весть о человеке, что привел с собой вернувшийся в город Воронвэ. Судя по количеству прошедших мимо эльдар, многие любопытствуют взглянуть на прибывшего и послушать новости, которые он наверняка принес с собой. Не люблю отрываться от работы, на все есть свое время, да к тому же знаю по себе, насколько неловко бывает служить диковиной, на которую стремятся взглянуть любопытные, поэтому человека я увидел значительно позже. Меня всегда занимало отличие других народов от нас, но с людьми это, верно, совсем непостижимо: очень странно видеть перед собой вполне взрослого мужа и пытаться как-то соотнести с его обликом годы, в каких ему должно бы выглядеть ребенком, будь он эльда. Я слышал, что век смертных скоротечен, но насколько, кажется, только теперь начал понимать. Человек принес странные вести. Говорят, сам Ульмо передал его устами, что нам следует покинуть город. Может быть, приди подобная весть ранее Нирнаэт, она произвела бы на меня иное впечатление, а теперь в ней видится нечто закономерное. Я люблю этот город, и уйти из него значило бы потерять многое, что дорого сердцу, однако, если это действительно необходимо, – быть по сему. Мои руки, ювелира ли, целителя – все равно, сила, что дарована мне, и вся моя жизнь принадлежат тем, с кем я провел большую ее часть, – и я последую за ними независимо от того, где будет решено поселиться, чтобы продолжать делать, что должно.
***
Перед тем, как я увидел человека, произошло еще одно событие, крайне неприятное для всех. Я водил Энадара осматривать город. Недалеко от нашего дома нам попался навстречу лорд Маэглин, и Энадар неожиданно оживился, как оказалось, узнав в нем своего давнего знакомого. Я не успел подивиться превратности судьбы, сумевшей свести их столь неожиданно в закрытом городе, - события развернулись слишком быстро. Лорд Маэглин оказался не склонен к общению, а Энадар, как оказалось, был дружен не с ним, а с его отцом, которого вряд ли кто в Гондолине помянет добрым словом. Очевидно, Энадар знал его с какой-то иной стороны, ибо известие о его судьбе вызвало неожиданную ярость. Ни я, ни кто другой не успели удержать руку нандо, когда он бросился на государя и ударил его в лицо. Свидетелей этому было не мало – поднялась изрядная суматоха. Когда Койрэ отозвал Энадара на разговор, и они ушли за ворота, в моей душе поднялась полузабытая тревога, которой мне не доводилось испытывать очень давно.
Я знаю о роли Койрэ в тех событиях, и не сомневаюсь, что он поступил правильно. Но и чувства Энадара мне также понятны, хоть я и не разделяю выбранного им способа их выразить. Кроме того, я волнуюсь за него и ничего не могу с этим поделать: с тех пор, как во мне пробудился дар целителя, это стало неизбежным следствием лечения. Я привязываюсь к своим подопечным и испытываю что-то вроде ответственности за них, даже если они больше не нуждаются в моих заботах. На севере я умел это скрывать, чтобы не выдать себя и их, однако теперь, очевидно, утратил эту способность. Во всяком случае, пока я сидел у стены дома, ожидая возвращения ушедших, проходивший мимо государь неожиданно пожелал узнать, что меня тревожит. Мы говорили наедине, сидя в саду, и тревога постепенно уходила, сменяясь лишь легкой грустью от того, что город, ставший мне родным, видимо, не станет таковым для Энадара.
***
Жизнь прихотлива: рядом с тревогами зачастую является нечто совсем несообразное им. Возле дома обнаружился посетитель, которого я менее всего ожидал там найти: большой дикий кот. Животное металось среди эльдар, желающих его посмотреть, и иной раз не в шутку замахивалось лапой. Несколько неосторожных успело уже отправиться к Линтэ - обрабатывать отметины от кошачьих когтей. По счастью, кот никого не покалечил всерьез.
Чем-то именно наш дом привлекает лесное создание, во всяком случае, здесь он явно стремится обосноваться (надеюсь, ему на обед не достанется питомец Ингора – то-то горе будет): даже успел спрятать в мастерской Тирвен похищенные у кого-то пояса и сотворить несколько малоприятных кошачьих меток. Впрочем, с нахальным поведением неожиданного гостя меня примиряют шрамы, обнаруженные на кошачьей шкуре, пока я гладил и почесывал его пушистые уши. Натерпелся от кого-то, бедняга. Сперва я опасался, что животина издерет мне руки, но обошлось. Видимо, с кошачьей точки зрения я достоин доверия.
***
Айвэнне отзывает меня на личный разговор и начинает с вопроса, которого я никак не ожидал. Странно, прожив рядом столько времени вдруг услышать вопрос «кто ты». Растерявшись, говорю самое простое, и, наверное, самое естественное: прежде всего я ведь действительно эльда Тинвэ, хоть и ношу это имя не с начала жизни. Айвэнне хочется поговорить обо мне и Рандис, и, говоря с ней, – совершенно неожиданно для себя, – замечаю вдруг, что защищаюсь, как будто доказываю свое право назвать Рандис женой. Заметив это, сразу успокаиваюсь и чувствую себя вполне уверенно. Тем более что Осока зря волнуется: я давно уже не живу одной Рандис, хотя по-прежнему не сомневаюсь, что не смогу ее потерять. Может быть, это странно или неправильно, но моя Лис – та составляющая, без которой моя жизнь невозможна. Как мое искусство или моя семья.
***
Вечером состоялась наша с Лисицей свадьба. Наверное, я слишком долго ждал ее согласия, во всяком случае, когда она взяла кольцо с моей ладони, я как-то сразу привык к тому, что она моя невеста. Подготовленные речи мне положительно не даются: сколько раз, думая об этом дне, я представлял, что скажу Рандис перед тем, как надеть кольцо на ее палец. А стоя рядом с ней перед родовичами и гостями, не сразу смог найти нужные слова. Не помню толком, что сказал ей, и что она мне ответила. Да и так ли важно, что говорить, когда все, что было и есть между нами с тех пор, как мы узнали друг друга в одну из ночей на севере, намного больше всех слов и клятв. Тогда в который раз с удивлением подумал, что ту далекую ночь я не хочу забыть, ибо в ней было начало всего, что сделало возможным этот вечер. И, наверное, это тоже хотя бы маленькая, но все же наша победа над врагом.
Свадьба получилась даже лучше, чем я себе воображал когда-то. Пусть без затейливых речей, но было много теплых слов и смеха. И еще открытие, что над нашим долгим ожиданием, оказывается, посмеивались. Это мне решительно все равно, ведь уже ничего не изменится. Поэтому теперь мы с Рандис смеемся вместе со всеми.
@темы:
Игровое,
Отчеты об играх