понедельник, 24 сентября 2018
О персонаже:
Тинвэрингвэ Родничок, целитель из Дома Гневного Молота (в прошлом синда Тиннурэйн, уроженец Дориата).
Увлекается ювелирным делом, на этой почве сошёлся с Куруфинвэ, случайно увидев его работы.
Позже около двух лет провёл в Ангамандо, где познакомился с Лисицей и Рогом, бежал из плена вместе с ними. "На память" с той поры, в числе прочего, остался шрам от пореза на левой щеке. В плену же проснулся его целительский дар (из-за этого имеет особенности, как целитель).
По характеру замкнут (за что прозван Сычом), все переживания уходят вглубь, иногда внешних проявлений не имеют совсем. Дружелюбен, но общения не ищет. Любит жизнь, не осознавая этого: настолько естественным это воспринимается. Обладает способностью радоваться мелочам и находить мгновения наслаждения жизнью даже в самых неблагоприятных условиях. Отзывчив и способен к сопереживанию. Обладает обостренным чувством справедливости, может вступиться за другого даже перед намного более сильным противником, не думая о последствиях для себя. Очень чуток к проявлению зла и искажения. Далеко не бесстрашен, но пугается обычно позже того момента, когда еще можно передумать и не сделать.
- День был ясный, а ночь выдалась тёмная, несмотря на почти полную луну, и прохладная. В целительской все наготове на случай возвращения наших воинов, и делать там особо нечего; в доме остались только не боеспособные, от этого нас непривычно мало. Айвэннэ позвала меня пойти с ней на городскую площадь, и это оказалось как нельзя более кстати. Меня беспокоит какая-то смутная тревога, которую я не могу себе объяснить, и оставаться в полупустом доме совсем не хочется. Народу на площади собралось довольно много. Устроившись возле Айвэннэ, отдыхаю, любуясь ночью, и прислушиваясь к журчанию фонтана. Рядом со мной обсуждают традицию смертных рассказывать сказки - выдуманные истории о разных чудесах. Слушаю вполуха, предпочитая голос воды.
Странный звук где-то в горах заставил замолчать и прислушаться всех, кто был на площади. Едва смолкли предположения, что бы это могло быть, как где-то в том же направлении раздался громкий волчий вой.
читать дальшеСделанное кем-то предположение, что в горах случился обвал, испугавший зверей, кажется всем весьма правдоподобным, но общее настроение ощутимо меняется: верно, не только мне послышалось в этом вое что-то недоброе.
Невысказанная тревога становится настолько ощутима, что шум у ворот и чей-то крик "целителей сюда" кажутся куда менее неожиданными, чем могли бы. К воротам бросаются все, и сперва вливаются в одну общую неразбериху. Побледневшие лица и светлые одежды остававшихся в городе странно выделяются на фоне грязных, истерзанных воинов, поддерживавших еле стоящих на ногах раненых. Некоторых товарищи принесли на щитах или плащах. К запаху крови ощутимо примешивается ещё один, слишком знакомый, чтобы сразу не определить его природу: запах обожженной плоти. Не позволяя себе вспоминать, где ощутил его впервые, не спрашивая - нечего спрашивать, все слишком очевидно и без того, - прикидываю количество мест в палатах врачевания и бегу туда с кем-то из целителей или просто с желающими помочь - не успел даже заметить, с кем именно.
Раненых много, очень много. Мельком вижу Рандис, но подойти нельзя: ей уже помогают, а я нужен другим. Но то, что она жива и даже в сознании, уже хорошо. Вообще стараюсь не замечать знакомых лиц: выбирать и делить раненых я могу только по тяжести ранений и тому, насколько я способен помочь в каждом случае. Перевязываю, даю лекарства, кого-то успокаиваю, укрываю, кому-то что-то передаю из оказавшегося под рукой, прислушиваюсь и вглядываюсь в лица, чтобы среди стонов боли угадать не всегда ясно выраженные просьбы своих подопечных. Не понятно, много или мало времени прошло с тех пор, как бросились к воротам. В сознании отпечатываются обрывки фраз, чьи-то впечатления, лица родовичей - последнее с короткой радостью: живы. Не помню, от кого и когда, но к моменту, как последний из раненых получает необходимую первую помощь, я уже знаю, что из всех детей Койрэ и Тирвен остался теперь один Ингор. Не нахожу слов для осиротевшего семейства. Да и что тут можно сказать: никакие слова не вернут мертвых. Остается сделать то единственное, что могу. Ноги Тирвен обожжены, ей оказали помощь и дали обезболивающее, но, знаю, боль вернется, как только снадобье перестанет действовать. То, что мой дар не совсем такой, как у других целителей, имеет по крайней мере одно преимущество: я могу работать в самых сложных условиях. Однако, не смотря на то, что рядом со мной в основном близкие, а я вовсе не чувствую себя настолько уставшим, чтобы это могло помешать, довольно быстро начинаю понимать, что что-то неправильно. Быстро усиливающаяся слабость, сбивающееся дыхание, поднимающийся из глубин души нарастающий страх - все это часто беспокоило меня в прошлом, когда я пытался использовать свой дар, но уже достаточно давно не давало о себе знать. То есть оказать намеченную помощь удается вполне, даже получается прийти в себя настолько, чтобы не пришлось помогать мне самому, но пытаться излечить кого-то еще уже не решаюсь - устраиваюсь возле своих, хочется быть рядом с ними. Заодно удается осмотреть Рандис - и сердце сжимается до физической боли: еще бы немного, и она оказалась бы среди тех, что не вернулись. Столько лет я ждал ее, берег, радовался нашему с ней счастью в счастливом же мире. И никогда настолько остро не ощущал, что очень легко могу ее потерять. И нет сил отойти, хотя умом понимаю, что никуда она сейчас не денется.
***
Все собрались на площади почтить память погибших. С каждым произнесенным именем перед глазами встает лицо того, кто носил это имя. Чужие голоса из прошлого, обрывки фраз, фрагменты сцен и событий, связанные с ними. Не все, что вспомнилось теперь, раньше вспоминал хоть раз, пока все были рядом. А теперь эти воспоминания обретают особый смысл: ведь неизвестно, когда теперь встретимся. Когда-нибудь непременно, но теперь – и, верно, надолго еще – каждое имя отзывается болью в душе.
Кто-то запевает – не успел заметить, кто был первым, но это и не важно. Легче не станет еще долго, но я снова могу вернуться к голосам живых. Имен было много, но много и голосов в общем хоре. И ценность каждого ощущается теперь острее во много раз. И хочется сделать все для того, чтобы эти живые голоса никогда не сменились с горечью произносимыми именами.
Только теперь замечаю, что ветер холодит лицо, потому что оно мокро от слез.
***
Последствия неудачного целительства все же меня настигли. В палатах врачевания держался усилием воли, потом не до того было, а теперь, когда стало спокойнее и никакой срочной работы нет, все происходящее как будто подернуто пеленой. Пахнущий пряностями напиток, что приготовила Айвэннэ, снимает усталость, но не меняет затуманенного сознания. Кажется, чуть ли не впервые в жизни мне не хочется уединиться, чтобы отлежаться и прийти в себя, не хочется уходить от своих. Вслушиваюсь в разговоры: делятся впечатлениями битвы, обсуждают оружие – и то, что было при них, и то, что еще будет сделано, снова и снова вспоминают тех, кто не вернулся. Постепенно разговор увлекает настолько, чтобы достаточно сосредоточиться на нем. Рандис сидит рядом, и живое тепло ее тела успокаивает: как бы там ни было, все-таки она жива, страшное позади, и ничего ей сейчас не угрожает.
Сам не понял, что стало причиной – но такие слезы я помню только там, на севере. Когда нет сил их унять, но и облегчения в них нет – наоборот, они изматывают, отнимая последние силы. Смутно помню, как меня куда-то вели, кажется, в палаты врачевания. Не знаю, зачем, все ведь пройдет, я всегда отлеживаюсь сам. В конце концов уступаю просьбам родовичей и ухожу спать.
@темы:
Игровое,
Отчеты об играх
